Белинский, Виссарион Григорьевич

Смотри также Творчество Гончарова

(1811—1848). — Знакомство Б. с Гончаровым, несмотря на то, что они оба были студентами Моск. универс., произошло лишь в 46 году, когда Гончаров, через Панаева, передал Белинскому свою "Обыкновенную историю" для предполагаемого альманаха "Левиафан". Гончаров в течениен нескольких вечеров читал Б. свою первую повесть. По словам Панаева, "Б. все с более и более возраставшим участием и любопытством слушал чтение Гончарова и по временам привскакивал на своем стуле, с сверкающими глазами, в тех местах, которые особенно ему нравились". Сообщая позже Боткину о неслыханном успехе повести "в Питере", Б. прибавлял: "действительно, талант замечательный. Мне кажется, что его особенность, так сказать, личность заключается в совершенном отсутствии семинаризма, литературщины и литераторства, от которых не умели и не умеют освобождаться даже гениальные русские писатели. Я не исключаю и Пушкина. У Гончарова нет и признаков труда, работы; читая его, думаешь, что не читаешь, а слушаешь мастерской изустный рассказ. Я уверен, что тебе повесть эта сильно понравится. А какую пользу принесет она обществу! Какой она страшный удар нанесет романтизму, мечтательности, провинциализму!" (Пыпин. Белинский, 2 изд., стр. 525). В статье: "Взгляд на р. литерат. 1847 г." Б. метко определил сущность таланта Гончарова. Приложение 5-ое. Отмечая несходство взглядов и натур Белинского и Гончарова, Е. Ляцкий замечает, что влияние Белинского на общие представления Гончарова об искусстве, о роли литературы в общественном развитии, о критике не подлежит сомнению". "Оно сказалось в романах в тех местах, где заходит речь о том, чем должна быть литература и как искусство, и как орудие общественного прогресса. Признаки влияния Белинского можно усматривать и в характеристике одного из второстепенных лиц "Обрыва" — художника Кирилова, и в либеральных речах Райского, и в неожиданной горячей беседе Обломова с Пенкиным. До Белинского Гончаров едва ли вложил бы в уста Обломова эти для его времени замечательные слова: "Вы думаете, что для мысли не надо сердца!" "Нет, она оплодотворяется любовью. Протяните руку падшему человеку, чтобы поднять его, или горько плачьте над ним, если он гибнет, а не глумитесь. Любите его, помните в нем самого себя и обращайтесь с ним, как с собой, — тогда я стану вас читать и склоню пред вами голову"... Литературные суждения подобного рода не явились случайно, как бы навеянные извне, они были восприняты Гончаровым при самом начале его сознательной творческой деятельности, совпавшей с расцветом ранней эстетической теории Белинского. Эти идеи прочно вошли в умственную природу Гончарова, словно вросли в него, и он остался им верен на всю последующую жизнь. Они одни и те же и в "Обыкновенной истории", и в сценах писательства Александра Адуева, и в художественных вспышках Обломова, и в порывах Райского, — такими же остаются они и в "Литературном вечере" и в "Миллионе терзаний". Они проходят через всю историю творчества Гончарова, где он остается верен основному принципу отыскивать в человеке, прежде всего, человека и уже потом изображать его как общественное явление" (Е. Ляцкий. Гончаров). Воспоминаниям о великом критике посвящены Гончаровым его "Заметки о личности Б.".